Бумеранг или длинная история любви (часть 2)

(18+)  Начало...

Она, не подав виду, придвинула к себе и второй бокал, но, начав пить, поперхнулась и, закрыв лицо рукой, опрометью бросилась к выходу. Я, хлопнув по плечу оторопевшего сержанта, последовал за ней. Она была уже на другой стороне проспекта.

- И чего это ты, - недоумевал я, неконтролируемо перейдя на «ты».

- В жизни всегда есть место подвигу, - отшутилась она, отдышавшись.

Но скоро от гремучей смеси пива и водки ей стало нехорошо.

- Проводи меня домой, отвернувшись, попросила она. В подъезде она стала оседать на ступеньки. Я подхватил её на руки, а она обняла меня за шею.

- Вот ключи, четвёртый этаж, моя комната слева в конце коридора, – прошептала она мне на ухо.

Я, не опуская её, открыл входную дверь, быстро одолел коридор, плечом толкнул не запертую дверь ее комнаты и не зажигая света, и опустил тело на диван. Дверь осталась распахнутой, я вернулся к ней и, прикрыв, защёлкнул замок. Без света из коридора в комнате стало совсем темно. Опустившись на колени, я стал шарить вокруг дивана в поисках лампы, но выключатель оказался на стене. Я заметил его, немного привыкнув к темноте.


Свет вспыхнул, опредмечивая темноту. Она лежала в той же позе, в какой я её и опустил, опираясь затылком на спинку дивана. Тесная кофточка съехала вверх, натянулась и придавила узким вырезом высокую шею. Я наклонился и расстегнул несколько верхних мелких пуговичек. Дальше пуговички расстегнулись сами, кофточка почти распахнулась и из голубых под цвет кофточки чашек лифчика, буквально ослепив меня, выпали груди. Они ударили мне в лицо пронзительно чистым белым светом.

Я сделал над собой усилие, чтобы не коснуться губами глядящих прямо на меня острых красно-коричневых сосков. Но уже в следующее мгновение, овладел собой, поднялся и подхватив лежащий в изголовье плед, прикрыл это непереносимо-желанное для меня зрелище. Я попятился и плюхнулся в подкосившее мои колени кресло, оказавшееся у меня за спиной. В кресле я, несколько раз воспроизведя поразившее меня ослепление, в конце концов, обмяк, и прислушиваясь к её дыханию, тоже задремал.

Очнулся я по старой армейской привычке довольно рано и, вспомнив о праздничном построении /был день каких-то войск/, заторопился.

Осторожно открыв защёлку, я оглянулся. Светильник всё также горел, освещая тонкую шею, щеку с розовым ухом и прядью жёлтых волос.

Переодеваясь уже в своей комнате в парадную форму, я обнаружил в боковом кармане кителя ключи от её квартиры. Находка развеяла мои сомнения относительно того, как мне далее следует поступить с новой знакомой, которая просто за один вечер стала для меня больше, чем просто знакомой. Придя к такому выводу, я про себя этому даже удивился. Конечно же, освободившись, я должен её сегодня навестить, и ключи вполне приличный ни на что не намекающий повод.

Поднимаясь по лестнице на четвёртый этаж, я раздумывал, что сказать, если дверь откроет не она, а её мать, о которой она упоминала. Но дверь, слава богу, открыла она сама.

- Как это уже ты,- вспыхнула она.- Я так скоро тебя не ждала.

Я, улыбаясь, помахал перед нею колечком с ключами.

- Ах да, ключи, конечно же, ключи,- и потом уже по-деловому.-

Ну, проходи, проходи. Я сейчас, только загляну в ванну. Она действительно вернулась через минуту. Я огляделся, южные окна жарко освещали комнату. На стенах с голубоватыми обоями ярко светилось несколько забранных под стекло картинок. Переводя взгляд, я остановил его на картинке с подсолнухами. Что-то уже тогда ёкнуло во мне.

-Что, нравится?- заглянула она мне в глаза. – Что ж, у тебя неплохой глаз. Это очень знаменитая картина, да и репродукция хорошая. Знаешь, кто это?

- С какой стати.

- Бедненько же живёт твоя душа. Это Ван-Гог – удивительный художник, стоимость его картин по нынешним котировкам многократно перекрывает те расходы, которые понесло человечество на обучение художников их ремеслу, так что, в конечном счёте, нет дела не только более достойного, но и просто более доходного, чем творить красоту. Но удивительны не только его полотна, но и его судьба. Она отмечена высоким призванием, беззаветной братской любовью и жуткой трагедией потери разума.

Уже в зрелом возрасте его, голландца, настигла легенда Парижа, он бросает налаженное дело и отправляется осваивать столичные новации, бедствует, но его опекает младший брат, торговец картинами, он покупает его странные полотна, хотя понимает, что продать их невозможно. Исступлённо работает под безжалостным солнцем Прованса, пытается создать братство художников, но наталкивается на их непреодолимый творческий индивидуализм, с горя калечит себя, впадает в депрессию и, наконец, погибает в сумасшедшем доме. Тут же, разорившись, умирает и его любящий брат. После смерти из его хранилищ устраивают выставку и картины сумасшедшего брата уходят за фантастические деньги. Да что я тебе рассказываю, о его судьбе написано не меньше, чем о его гениальных картинах.

Я сел рядом с ней на диван и обнял за плечи. Она разволновалась, снова прикоснувшись к некой задевавшей её теме. Её грудь красиво вздымалась. Как бы желая найти у меня поддержки наполнившим её чувствам, она взяла меня за руку.

- Ты хочешь, чтобы я почувствовал нечто подобное к тебе?

В знак согласия она прижалась ко мне ещё плотнее.

- Тогда освободи груди.

- О, это, несомненно, тоже красиво. Женщины пользовались этой красотой от палеолита до званных балов, чтобы провозгласить несомненность своей душевной особости через особость телесную. Но это другая красота, пропитанная эротикой, обещающей наслаждение. А наслаждение может быть по животному эгоистическим, устремлённым просто к обладанию. Красота же универсальна, она может подчинить своим законам всё, в том числе и страсть к обладанию. Тогда это именуют любовью. И ты готов подчинить себя этим трудным, но возвышающим законам?

- Я не знаю, насколько я в состоянии возвыситься, но по крайней мере сейчас ради того, чтобы снова пережить то, что я испытал прошлым вечером, я готов на всё.

- Что ж для начала этого достаточно.

При ясном дневном свете её обнажённая грудь светилась не так остро, как вчера, каким-то более глубоким светом, но всё так же неотразимо. Ободрённый тем, что теперь это зрелище открылось мне не по воле случая, а было явлено самой хозяйкой, я чувствовал себя более уверенно и даже решился взять упругие полукружья в ладони. На ощупь они были как две крупные трепещущие рыбины.

- Юля, ты дома, - позвал из коридора негромкий женский голос.

Она вздрогнула и рыбины выскользнули из моих ладоней, исчезнув за полами халатика.

- Сиди тихо, я сейчас, - прошептала она. Через пару минут она действительно вернулась и протянув мне внушительный том в белом переплёте, зашептала, что у неё возникли неотложные домашние дела и что мне лучше уйти. На лестнице я взглянул на обложку: Ирвинг Стоун «Жажда жизни». Из книжки выглядывал жёлтый листочек с номером телефона.

Я шёл на свидание, о котором мы с ней условились по телефону, испытывая набеги давно незнакомого мне волнения. Я иронизировал над ним и вместе с тем оно наплывало снова и снова. Она, видимо, пришла раньше меня, во всяком случае, я заметил её, когда она уже шла мне на встречу. Её трудно было не заметить: она была вся в белом. Белая плиссированная юбка, белые носочки, белая кофточка-матроска с голубой полоской на отложном вороте. Она явно готовилась к нашей встрече, кончики волос были аккуратно загнуты вовнутрь, образуя ровную кайму, губки слегка подкрашены. Я невольно улыбнулся.

- Всё для вас, - подтвердила она, подняв на мгновенье руки на талию. Я плотно взял её под руку, переплетя свои пальцы с её. Наверное, именно тогда я впервые осознал, что влюблён и влюблён взаимно, хотя мы, вроде как, и не заслужили такого подарка. Это была улыбка судьбы.

Моя съёмная комната была совсем рядом, мы легко взлетели на пятый этаж и вот мы одни вдвоём. Я не любитель целоваться, но тут мы буквально вцепились друг в друга и, потеряв равновесие, рухнули на диван. Я целовал её лицо, губы, шею, торопливо как будто её могли у меня отнять.

- Хочешь меня раздеть? - освободив губы, спросила она.

Я начал её раздевать, сначала также торопливо, потом, останавливаясь, чтобы выдохнуть, жадно проглоченный лишний воздух. И вот она обнажённая лежит передо мной и я оцепеневший смотрю на неё в некой растерянности. Под белой одеждой открылось тело такое же светлое и чистое. Светлые волосы на лобке едва различимы на светлом теле и совсем не скрывают линию лона, которая выглядит по-детски невинно.

- О боже, как красиво, - выдохнул я.

- Костюм обнажённости - мой самый красивый костюм, - согласилась она. - Как я рада, что ты чувствуешь это. С мужчиной, который это понимает, мне всегда будет интересно.

- Так, может быть, будем жить вместе.

- И в каком же качестве я буду в этой совместности?

- Да, в каком хочешь, заключим гражданский брак.

- Это когда обязанности настоящие, а права условные?

- Нет, когда плоть едина, а всё прочее производно.

- Звучит опять красиво, но единой плотью любоваться уже не будешь.

Так мы стали жить вместе, лейтенант нашёл себе другую комнату, а я стал читать «Жажду жизни».

Продолжение следует ...